Искра жизни [перевод Р.Эйвадиса] - Эрих Ремарк

— Закройте дверь! — крикнул Бергер.

Но было уже поздно. Дверь распахнулась, и первая куча скелетов высыпалась в туман. За ней повалили другие. Ветераны, забившись в угол, держались друг за друга, чтобы их не унесло безумным потоком наружу.

— Стой! — кричал Бергер. — Часовые откроют огонь!

Бегство продолжалось.

— Ложись! — скомандовал Левинский. Он, несмотря на угрозы Хандке, провел ночь в 22-м блоке. Для него это было безопаснее, чем оставаться в рабочем лагере; за день до этого спецгруппа эсэсовцев — Штайнбреннер, Бройер и Ниманн — накрыла и отвела в крематорий четверых политических, фамилии которых начинались на буквы «Т» и «К». На счастье поиск шел по бюрократическому принципу. Левинский не стал дожидаться, пока очередь дойдет до буквы «Л». — Ложись на землю! Они будут стрелять!

— Выходим! Пусть в этой мышеловке остается, кто хочет!

Снаружи сквозь грохот и вой уже затрещали первые выстрелы.

— Вот видите! Я же говорил! Ложись! На живот! Пулеметы опаснее, чем бомбы!

Левинский ошибся. После третьего взрыва пулеметы смолкли. Часовые поспешно оставили вышки. Левинский выполз из барака.

— Теперь уже не опасно! — прокричал он Бергеру в ухо. — Эсэсовцы смылись!

— Что нам делать? Сидеть в бараке?

— Нет. Это все равно не защита. Если что — зажмет где-нибудь, и сгоришь заживо!

— Выходим! — крикнул Майерхоф. — Если где-нибудь вырвет бомбой проволоку, мы сможем бежать!

— Заткнись, идиот! Они тебя схватят, в твоем полосатом костюме, и пристрелят!

— Выходите!

Они гурьбой вывалили из барака.

— Держаться вместе! — руководил Левинский.

Он схватил Майерхофа за шиворот.

— Если тебе, ослу, взбредет в голову делать глупости, — я тебе своими собственными руками шею сверну! Слышишь? Болван недорезанный! Неужели ты думаешь, что мы сейчас можем позволить себе рисковать? — Он с силой встряхнул его. — Или мне лучше сразу тебе башку отвернуть?

— Оставь его, — сказал Бергер. — Он ничего не сделает. Он слишком слаб для этого, да и я присмотрю за ним.

Они лежали неподалеку от барака. Им были видны его темные стены, которые торчали из кипящего тумана. Казалось, будто это вовсе не туман, а дым еще невидимого, разгорающегося внутри пожара. Они лежали, прижатые к земле огромными, тяжелыми лапами канонады, и ждали очередного взрыва.

Взрыва не было. Только зенитки еще продолжали бушевать. Со стороны города тоже больше не слышно было бомб. Зато еще отчетливее стали слышны винтовочные выстрелы.

— Палят здесь, в лагере, — сказал Зульцбахер.

— Это эсэсовцы, — поднял голову Лебенталь. — А может, они попали в казармы, и Нойбауера с Вебером уже нет в живых

— Это было бы слишком большое счастье, — произнес Розен. — Так не бывает. Они же не могли целиться, из-за тумана. Скорее всего накрыло пару бараков.

— А где Левинский? — спохватился Лебенталь.

Бергер посмотрел по сторонам.

— Не знаю. Пару минут назад он еще был здесь. А ты не знаешь, Майерхоф?

— Не знаю. И знать не хочу.

— Может, он пошел на разведку?

Они замолчали и прислушались. Напряжение росло. Снова послышались разрозненные ружейные выстрелы.

— Может, кто-нибудь сбежал? В Большом лагере? — высказал предположение Бухер. — И они идут по следу?

— Будем надеяться, что нет.

Каждый знал, что в противном случае весь лагерь будет построен на плацу, и никто не уйдет оттуда, пока не вернут обратно беглецов — живых или мертвых. Это означало бы десятки лишних трупов и тщательный осмотр всех бараков. Поэтому Левинский и накричал на Майерхофа.

— Зачем им сейчас — бежать? — усомнился Агасфер.

— А почему бы и нет? — вновь подал голос Майерхоф. — Каждый день…

— Успокойся, — оборвал его Бергер. — Ты восстал из мертвых и спятил на этой почве. Возомнил себя Самсоном! Да ты не смог бы уйти даже на полкилометра!

— Может, Левинский сам смылся. Причин у него хватает. Побольше, чем у других.

— Ерунда! Он не побежит.

Зенитки смолкли. В тишине послышались команды и топот множества ног.

— Может, нам лучше исчезнуть в бараке? — предложил Лебенталь.

— Верно. — Бергер поднялся. — Все из секции «В» — в барак! Гольдштейн, ты проследи, чтобы все забились куда-нибудь подальше. Хандке наверняка вот-вот появится.

— Эсэсовцы, конечно, все живы и здоровы, — проворчал Лебенталь. — Эти всегда выходят сухими из воды. А пару сотен наших вполне могло разорвать на куски.

— А может, это уже идут американцы? — сказал вдруг кто-то из тумана. — Может, это уже — пушки?

На миг все замолчали.

— Заткнись ты! — рассердился Лебенталь. — Сглазишь еще!

— Давай, пошли, кто еще ползает! Сейчас наверняка будет поверка.

Они забрались в барак. При этом поднялась почти такая же паника, как в начале бомбежки. Многие вдруг испугались, что другие, кто порасторопнее, займут их места. Особенно те, у кого были места на нарах. Они кричали слабыми, хриплыми голосами и яростно пробивались вперед, спотыкаясь и падая. Барак даже теперь был переполнен. Места в нем едва хватало для трети всех значившихся в списках. Часть людей, несмотря на все призывы товарищей, осталась лежать снаружи. У них после пережитых волнений уже не было сил даже для того, чтобы хотя бы ползком вернуться в барак. Паника выплеснула их вместе с другими на улицу, и теперь они беспомощно лежали на земле, словно выброшенные на песок рыбы. Ветераны дотащили нескольких из них до барака. В тумане они не сразу заметили, что двое уже мертвы. Эти двое были в крови. Они погибли от выстрелов.

— Тихо!.. — Сквозь белое клубящееся марево послышались чьи-то твердые шаги. «Мусульмане» так не ходили.

Шаги приблизились и затихли перед самой дверью. В двери показалась голова Левинского.

— Бергер, — позвал он шепотом. — Где 509-й?

— В двадцатом. Что случилось?

— Выйди-ка на минуту.

Бергер направился к двери.

— 509-му больше нечего бояться, — произнес Левинский отрывистой скороговоркой. — Хандке мертв.

— Мертв? Что — бомба?

— Нет. Просто мертв.

— Как это произошло? Он что — попался эсэсовцам под горячую руку, в тумане?

— Он попался нам под горячую руку. Еще вопросы есть?.. Главное, что с ним покончено. Он был опасен. Туман нам очень помог. — Левинский помолчал. — Ты его еще увидишь, в крематории.

— Если выстрел был сделан с малого расстояния, то на коже остались следы пороха и ожог.

— Это был не выстрел… Заодно, под шумок, прикончили еще двух шишек, из самых опасных. Один — из нашего барака. Выдал двух человек.

Раздался сигнал отбоя воздушной тревоги. Туман тяжело вздымался и рвался на части. Казалось, будто его изрешетили осколки бомб. Одна за другой заголубели чистые полыньи неба. Туман вокруг них засеребрился, и через минуту солнце наполнило его белым, холодным сиянием. Из этой зыбкой белизны медленно росли черные, похожие на эшафоты, пулеметные вышки.

Вновь послышались чьи-то шаги.

— Тихо!.. — шепнул Бергер. — Левинский, входи! Прячься скорей!

Они вошли внутрь и закрыли за собой дверь.

— Идет один человек, — произнес Левинский. — Значит, опасности нет. — Они уже неделю не ходят поодиночке. Боятся.

Кто-то осторожно приоткрыл дверь.

— Левинский здесь?

— Чего тебе?

— Иди сюда быстрее! Я принес…

Левинский скрылся в тумане.

Бергер огляделся по сторонам.

— А где Лебенталь?

— Пошел в 20-й. Рассказать 509-му.

Вернулся Левинский.

— Ты не узнал, что там случилось? — спросил Бергер.

— Узнал. Давай выйдем.

— Ну?..

Левинский медленно улыбнулся. Размытое туманом влажное лицо его — зубы, глаза, широкий нос с трепещущими ноздрями — проступало все отчетливее.

— Рухнула часть эсэсовской казармы, — сказал он. — Есть убитые и раненые. Пока не знаю, сколько. В 1-м бараке погибло несколько человек. Повреждены арсенал и вещевой склад. — Он с опаской огляделся вокруг. — Нам нужно кое-что спрятать. Может быть, только до вечера. Нам кое-что перепало. Жаль, времени было маловато. Каких-нибудь несколько минут, пока не вернулись эсэсовцы.

— Давай сюда, — быстро проговорил Бергер.

Они встали вплотную друг к другу. Левинский сунул Бергеру увесистый сверток.

— Из склада с оружием, — шепнул он. — Спрячь его в своем углу. У меня есть еще один. Мы спрячем его в дыре под койкой 509-го. Кто там теперь спит?

— Агасфер, Карел и Лебенталь.

— Ладно… — Левинский все еще сопел от возбуждения. — Сработали они быстро. Сразу бросились туда, как только взорвалась бомба. Стену оружейного склада пробило, а эсэсовцев не было. Когда они вернулись, наших уже и след простыл. Они стащили еще кое-что. Но это мы спрячем в тифозном бараке. Равномерное распределение риска, понимаешь? Вернеровский принцип.

— А эсэсовцам не бросится в глаза, что чего-то не достает?

— Может быть. Поэтому мы и решили ничего не оставлять в рабочем лагере. Мы взяли не так уж много, а кроме того — там сейчас сам черт ногу сломит. Может, они и не заметят ничего. Мы даже попробовали поджечь арсенал.